5. Про башенный кран

        А краны на стройке, что видна из нашего окошка, конечно, не собирались превращаться в цветы, как подшутила над Котькой Лунная мышка. Кранам просто было не до этого. Краны разгружали мощные грузовики с блоками, носили наверх панели и всяческие загадочные приспособления, и, понятно, о превращении в цветы не могло быть и речи.

        Котька частенько отправлялся на стройку сразу после завтрака – рассматривать краны. И признаюсь вам честно: глядя издали, никогда не представишь, какой он высоты – кран, строящий пятнадцатиэтажный дом. А вот если подойти вплотную… Ты кажешься себе маленьким-маленьким, как муравей. А железная громадина будто валится на тебя прямо с неба – и вместе с небом! Недаром зовут этот кран башенным…

        А еще Котька ждал бетономешалку – свою любимицу. К тому же, кроме него, ждала ее и вся остальная стройка. Краны поднимали вверх свои стрелы и замирали. Оба крановщика сидели внизу и пили молоко из пакетов, заедая его сосисками. Рабочие неспешно прохаживались на этажах вдоль недостроенных стен, присаживались, курили. Нет бетона, нет раствора – как класть стены?

        Один из крановщиков подолгу смотрел на Котьку, подмигивал ему и улыбался. А однажды пригласил:

– Иди сюда, малыш!

        Котька ринулся к нему со всех ног, и припрыгал обратно ко мне на одной ножке, держа в руке карамельку.

– Мама! Это мне дядя крановщик дал!

        О да, это была, без сомнения, самая сильная, самая мужественная карамелька!

        В следующий раз крановщик снова позвал Котьку и угостил карамелькой. И в следующий… дружба крепла, кучка карамелек дома у Маленького Котика росла. Маленький Котик их не ел – он грузил их в свои самосвалы и строил из них дома. Это были прекрасные дома – с надежными, крепкими, вкусными стенами, которые всегда можно полизать, если сидишь дома – например, в дождь, – и у тебя грустно на душе. А я вспоминала леденцовое облако и улыбалась.

– Это твоя мама? – спросил как-то крановщик у Котьки, глянув на меня.

– Да.

        Крановщик помолчал.

– А папа? Папа у тебя есть?

– Да, только у него работа трудная – деньги зарабатывать, – поделился Котька.

        Крановщик улыбнулся и протянул ему неизменную карамельку.

– Вы не обижайтесь, – вдруг сказал мне шепотом один рабочий, который, оказывается, тоже наблюдал за ними. – Он вас с мальчиком давно заметил, все спросить собирался про папу. Вы не подумайте плохого… он детдомовский. Сильно ему хотелось, чтоб у мальчика-то было все как надо…

        Я не сказала этого Маленькому Котику.

        Но вечером…

– Мам, давай, я буду крановщик, а ты – кран! – сказал Котька, залезая ко мне на колени.

– Давай.

– Тогда – кран, покачай меня!

        И почему-то не смешно, а холодно стало мне от этих забавных слов. Маленькая сказка посмотрела на меня – и мне показалось, что эти глаза мы с Котькой сегодня уже видели. 

       Жил-был Подъемный Кран. Он был могучий, огромный, как башня – вот его и звали башенным. Все смотрели на него с большим уважением – даже бетономешалки, которые, вообще-то, самыми главными на стройке считали себя. Даже люди – не только строители, но и просто прохожие. А крановщик, что работал на Кране, говорил ему, залезая в свою кабинку под самым небом:

– Привет, дружище!

        И Кран гордился этой дружбой и всегда слушался крановщика. Он понимал – если такой великан, как он, да еще начнет шалить и капризничать… быть великой беде!

        Он знал: без него людям ни за что не перетаскать тяжести! И он старательно работал, с утра и до вечера.

        А ночью Кран очень любил смотреть на небо – ведь краны не спят, даже когда отдыхают. Небо было разное, то гладкое до того, что его хотелось лизнуть, как карамель, то глубокое, как море, с далекими островами, поросшими лесом, то опасное, будто кудлатая туча собиралась зарычать и укусить…

        И вот однажды, когда вся стройка давно уже замерла, люди разошлись, а машины спокойно отдыхали, Кран блаженствовал, глядя в небо – и вдруг почувствовал, что по нему кто-то карабкается.

        Он опустил взгляд – и увидел своего крановщика. Тот взобрался в кабину, устроился в кресле – и впервые за много лет даже не поздоровался со своим железным другом!

        Кран очень удивился.

– Послушай, человек, – сказал он. – Все ушли спать. С кем ты собираешься строить дом?

– Ни с кем, – тихо отозвался крановщик.

– Тогда зачем ты вернулся? Люди после работы должны идти домой!

– Ах, кран, – вздохнул человек. – Мне ведь некуда идти!

– Разве у тебя нет дома?

– Дом – это там, где тебя ждут. А меня никто нигде не ждет. Мне сегодня плохо. Можно, я с тобой посижу на работе?

        Кран только крякнул железным крюком и скрипнул тросом.

– Ну, давай.

– Что ты обычно делаешь, чтобы быстрее прошла ночь?

– Смотрю на облака. Гляди, какое нынче небо красивое – как книга!

        Крановщик взглянул на облака – они и правда были чудесные, затейливые, и каждое – будто чьими-то руками вылепленная фигурка, до того четкая, что ахнешь. Вот длинноволосая женщина целует своего малыша в лоб, а у того в руках мячик… ну не облако, а картина!

        Человек вздохнул.

        И вот нет уже ни мамы, ни малыша с мячиком. Двое вихрастых пацанов гонят на велосипедах, и большой пузатый папаша никак не угонится за ними, выпятил губы…

        Человек вздохнул глубоко и тяжело.

        Вот и пацанов нет, и папы. Ветер согнал всех троих вместе, там подул, здесь подул – и вылепил домик с заборчиком, а над ним – воздушного змея…

        Человек вздохнул опять, еще тяжелее.

– Почему ты все вздыхаешь? – наконец не выдержал и спросил Кран.

        Крановщик грустно улыбнулся.

– Я смотрю на облака. И вот вспомнил мальчика, что приходил к нам сегодня…  Наверно, сейчас мама качает его на коленях и поет ему песенку.

– Он же маленький, а ты – взрослый, – удивился Кран. – А тебе, я гляжу, завидно?

– Все свое детство я мечтал об этом. Каждую ночь. Но никто никогда не укачивал меня перед сном, даже когда я болел. Я рос в детском доме.

– А это что за дом такой?

– Вон там… старый, с тремя сросшимися березами у крыльца… Дом, куда попадают, если нет мамы с папой.

        Кран задумался.

– Слушай, – сказал он. – Я, конечно, железный… Но я тоже кое о чем мечтаю. Я хотел бы превратиться в цветок! И чтобы вокруг меня жужжали пчелы, и чтобы шмель прилетал каждый раз, на закате, ночевать на моих лепестках…

– Ух ты, – изумился человек. – Вот бы не подумал!

– И я знаю, что мне никогда не стать цветком, – вздохнул Кран. – Иначе кто будет помогать людям строить дома? Плохо, когда мечтаешь – а не сбывается.

– Очень плохо, – согласился крановщик, снова тяжело вздохнув.

– Но ты же человек. Я железный, а ты – нет. У тебя есть ноги, чтобы ходить, мозги, чтобы думать…  Надумай себе мальчика, вроде того, что приходил к нам на стройку! Будешь его любить, баловать, растить – и твое детство вернется к тебе еще раз, и счастья в нем хватит на вас обоих!

– Надумай! – передразнил человек. – Видно, что ты железный. Думаешь, это тебе легко – как чихнуть? 

– Я не знаю, легко ли чихать, – сказал Кран, и, помолчав, добавил: – А теперь закрывай-ка глаза – ты заснешь, и сон тебе приснится обязательно хороший!

        Крановщик устроился в своем рабочем кресле, подтянул ноги к животу и прислонился головой к стеклу кабины. Там, за стеклом, была пустота глубиной в пятнадцать этажей, но он не смотрел вниз – он смотрел на облака, и даже когда закрыл глаза, все еще представлял себе это небо, плывущее на него.

– Покачай меня, Кран, – пробормотал он, засыпая.

        И Кран стал потихоньку раскачиваться. Может быть, от ветра, спросишь ты меня, мой Маленький Котик? Нет, не думаю, чтобы такой легкий ветер, как был в ту ночь, смог раскачать такую махину…  Кран раскачивался все больше, из стороны в сторону, нежно и задумчиво, и сонному крановщику казалось, что кресло в маленькой кабинке над пропастью обнимает его ласково, как родные руки. В самом деле, разве не стали они как родные – Кран и его человек, человек – и его Кран…

        И – то ли ветер посвистывал в металлических конструкциях, то ли было это и вправду – только приснилось человеку, что Кран поет ему колыбельную, как умеет и про что умеет – про бетономешалку…

        А когда человек уснул, Кран присмотрелся к черным крышам ночного города – ведь он был так высок, что видел город почти до окраин, – и нашел старый дом с тремя сросшимися березами у крыльца. Это и был детский дом, где, за окнами, раскрытыми в теплую ночь, спали детишки, у которых нет мамы с папой.

        Тогда Кран поднатужился, вытянул свою железную стрелу – а ведь он был огромен, к тому же очень старался, – и дотянулся до одного детдомовского окошка. Он осторожно взмахнул крюком, которым подцеплял поддоны с бетоном, закинул его наугад в окошко – и подцепил спящего маленького мальчика, рыжего и веснушчатого, в пижамке с машинками, – да так ловко, что тот даже не проснулся!

        Аккуратно и бережно Кран пронес его над улицами, размахнулся и – раз! – закинул прямиком в окошко своей кабины! Вот каким метким и ловким он стал, много лет перенося грузы на стройке!

– Ой, – вскрикнул крановщик, потому что мальчик вместе со всеми своими веснушками и машинками на пижамке приземлился прямо к нему на живот.

– Ай! – сказал мальчик, потому что от этого проснулся.

        Они уставились друг на друга, ничего не понимая. И вдруг мальчик обвил шею крановщика руками и поцеловал его в щеку.

– Папочка! – завопил он. – Ты нашелся! Я

так тебя ждал! А Васька еще говорит, что у конопатых папы не находятся!

– Э…э… – пробормотал крановщик, но неожиданно для самого себя почувствовал, что больше всего на свете ему хочется обнять этого мальчонку, любить его, баловать, растить – и прожить вместе с ним еще одно детство. Самое счастливое на свете!

        И он сказал:

– Да, мой мальчик! Это я! Я нашелся! И я тоже так ждал, когда мы встретимся! А Васька твой – просто глупый!

         Кран скрипнул от удовольствия.

«Вот тебе и «как чихнуть!» – улыбнулся он украдкой.

        Ровно через неделю, на закате, когда стройка вымерла и опустела, к Крану подошли крановщик и мальчик. Мальчика было не узнать – он как будто даже подрос! Одной рукой он держал за руку своего такого долгожданного папу, а другой – большой рисунок гуашью.

– Это тебе! – сказал он Крану, сияя от радости и очень волнуясь, и протянул рисунок. – Бери! Это ты!

        Кран подцепил рисунок крюком, поднял – и обмер! На бумаге он увидел дивной красоты желтый цветок, похожий… на подъемный кран!

– Тебе нравится? – спросил мальчик. – Это я сам нарисовал!

– Да! – сказал Кран, млея от удовольствия. – Никогда я не получал такого замечательного подарка!

– Я тоже никогда не получал подарка лучше! – шепнул ему крановщик. – Знаешь, я пою ему твою колыбельную…

– Мою? – удивился и смутился Кран.

– Ну да! Ту, про бетономешалку!

         Крановщик забрался в кабину и повесил там рисунок на стену. А Кран в благодарность покатал мальчика на крюке, как на качелях – но, само собой, невысоко и осторожно.

        А ночью – впервые за всю свою жизнь, много-много лет железной машинной жизни, – Кран уснул! Да-да, уснул, совсем как живой! И до самого утра ему снился дивный волшебный сон – будто он превратился в огромный желтый цветок и распустился на солнышке. И пчелы жужжали вокруг него, и большой, в тигриных полосах, шмель прилетел под вечер ночевать в его лепестках.

        А как же колыбельная, которую пел Кран своему другу крановщику? Приснилась? А вот и нетушки! Она была на самом деле, и теперь все бетономешалки  гордятся, что их наконец-то воспели в песне.

Она до сих пор нет-нет да и мелькнет на стройке. Мы с Маленьким Котиком много раз слышали ее в стуке, скрипе и скрежете рабочего дня.

Знают все, что без бетона

Не построить людям дома.

Без  бетона – это точно! –

Стен не выложить рабочим.

Кран ждет, стройка ждет,

Вся работа не идет,

Если бетономешалка

Где-то в пробку попадет.

Потому-то, холодно ли, жарко,

Приезжает бетономешалка.

Снова шумно тут и там –

Эй, бригада, по местам!

Разольем бетон в поддоны –

Пусть их носит кран огромный,

От земли и прямо аж

На пятнадцатый этаж.

Если кто другим так важен,

Знает, как полезным быть –

Так его не жалко даже

В колыбельной похвалить!

Я спою, мне не жалко –

Молодец, бетономешалка!